Художественное своеобразие поэзии афанасия фета. Лирика Фета: особенности, основные темы и мотивы «Я пришёл к тебе с приветом…»

) – типичный пример поэта, ведущего двойную жизнь. В студенческие годы он, как и все его сверстники, был экспансивен и открыт великодушным идеальным чувствам; но позднее он приучил себя к осторожной сдержанности, которая могла показаться (и не безосновательно) рассчитанной черствостью. В жизни он был сознательно эгоистичен, скрытен и циничен в своих суждениях об идеальных порывах окружающих. Он старался не смешивать реальную жизнь с идеальной жизнью поэта. Отсюда странное, поражавшее современников несоответствие между отвлеченным, нематериальным характером его стихов о природе и его прозаическим приобретательством; между его размеренной и упорядоченной жизнью в преклонные годы и поздней лирикой, пропитанной страстью, построенной на полной и бескорыстной эксплуатации подавленных и сублимированных эмоций.

Афанасий Афанасьевич Фет (1820 - 1892). Портрет работы И. Репина, 1882

«Невозможно, – говорит он в предисловии к одному из томиков Вечерних огней , – долго оставаться в разреженном воздухе горных высот поэзии». Фет воздвиг непроницаемую перегородку между двумя своими ипостасями. Реальная присутствует в некоторых одах, написанных его августейшим друзьям, в некоторых второсортных эпиграммах – но прежде всего в замечательных, необычайно неоткровенных и все-таки захватывающих мемуарах: Ранние годы моей жизни и Мои воспоминания . Менее всего искренние, они являются одной из самых тщательно продуманных масок, когда-либо носимых поэтом, опасающимся уколов пошлой действительности. Они не дают никакого представления о его внутренней жизни, но полны интереснейшей, хотя и очень обработанной, информации о других. Его поэзия совершенно свободна от этой поверхностной ипостаси.

Афанасий Фет. Поэзия и судьба

В искусстве Фет был прежде всего бескомпромиссным защитником чистой поэзии. В нем не было ничего от эклектика , и главным для него было найти точное выражение своего поэтического опыта, в полном согласии с лучшими из своих современников, но против шерсти вождей «прогрессивной» критической мысли. Он отверг компромисс с этими последними ради чистой поэзии. Для него поэзия была чистейшей эссенцией, чем-то вроде разреженного воздуха на горных вершинах – не дом человеческий, а святилище.

Среди его ранних вещей есть и чисто «образные» стихи, написанные на классические сюжеты, которые лучше стихов Майкова или Щербины, но не настолько, чтобы назвать Фета величайшим поэтом «искусства для искусства» своей эпохи. Настоящий ранний Фет – в чудесной лирике о природе и в «мелодиях», которым он вряд ли у кого-нибудь мог научиться. Они очень напоминают Верлена , если не считать того, что здоровый пантеизм Фета совершенно не похож на болезненную чувствительность французского поэта. Фет развил собственный стиль необычайно рано: одна из его совершеннейших и наиболее характерных мелодий появилась в 1842 г.:

Буря на небе вечернем,
Моря сердитого шум –
Буря на море и думы,
Много мучительных дум –
Буря на море и думы,
Хор возрастающих дум –
Черная туча за тучей,
Моря сердитого шум.

Такие стихи, сознательно исключающие все, кроме музыки эмоций и ассоциаций, не кажутся нам сегодня из ряда вон выходящими. Но русским критикам середины девятнадцатого века (не художникам-творцам, как Тургенев , Толстой или Некрасов , которые все были горячими поклонниками Фета) они казались чистым бредом. Не все ранние стихи Фета так коротки и чисто музыкальны, как Буря . Есть более длинные, более сложные и образные стихи-мечтания, как, например, изумительная Фантазия (до 1847 г.). Есть и более строгие, менее певучие стихи о явно русском деревенском пейзаже, и пантеистические видения, как то замечательное стихотворение, где, лежа «на стоге сена ночью южной», он смотрит на звезды и «...как первый житель рая, один в лицо увидел ночь». Но никакое описание не может передать чистой поэзии этих стихов. Эти стихи легче поддаются переводу, чем большинство произведений русской поэзии, ибо эффект тут создается не столько ускользающими обертонами русских слов, сколько ритмом и музыкой образов.

После 1863 г. и особенно в 80-е годы Фет стал более метафизичным. Он начал чаще браться за философские сюжеты и размышлять о вечных вопросах художественного восприятия и выражения. Синтаксис его становится сложнее и конденсированнее, иногда даже темным, как синтаксис сонетов Шекспира . Высшее достижение поздней фетовской поэзии – его любовные стихи, несомненно, самые необыкновенные и самые страстные любовные стихи, написанные семидесятилетним человеком (не исключая Гете). В них метод Фета – использовать в поэзии только свои собственные подавленные эмоции – одержал блистательную победу. Они так насыщены, что выгладят как квинтэссенция страсти. Поздние стихи Фета, собранные в четырех выпусках Вечерних огней (1883–1891), менее музыкальны, чем его ранние песни, но более напряженны, более сжаты и в них больше мысли. Идеал чистой поэзии тут достигается методами, напоминающими Малларме и Поля Валери . Эти произведения принадлежат к самым драгоценным бриллиантам русской поэзии. Они – чистое золото, без малейшей примеси. Короткие стихотворения, обычно не более чем в три строфы, исполнены поэтической значимости, и хотя темой их является страсть, в действительности они говорят о творческом процессе, извлекающем из эмоционального сырья чистую эссенцию поэзии.

Фет высоко ценился теми, кто не мерит поэзию по шкале прогрессивной гражданственности. Но принципы его позднего творчества были по-настоящему усвоены, восприняты только символистами , которые с самого начала признали Фета одним из величайших своих учителей.

Фет, однако, не только жизнерадостный певец красоты, любви, взаимности, наполняющих его душу восторгом и счастьем, бесконечно смелый и изобретательный в скрещении радости и муки, но и трагический поэт, чье сознание философски отважно и зорко.

Начиная с 1860-х годов идея гармонии человека и природы под эгидой красоты постепенно уступает место идее трагизма бытия. Здесь возникают типичные для философской лирики темы: несовершенство жизни и обманчивость счастья, ускользающая красота и роковая вечность тусклой земной юдоли, одиночество человека в безбрежной Вселенной. Эти мотивы составили содержание сборника «Вечерние огни», выходившего четырьмя выпусками с 1882 по 1890 год.

Конечно, новая трагическая лирика сохраняет связь с предыдущей: некоторые стихотворения развивают и варьируют старые темы и мотивы. К тому же и философские идеи не были чужды раннему, «дотрагическому» Фету. Одним из таких стихотворений было «На стоге сена ночью южной...» (1857).

В стихотворении развернута панорама ночного неба, когда человек неожиданно почувствовал, что перед ним вся Вселенная во всем ее объеме и значении. Вверху - «твердь» и «хор светил», внизу - уплывающая Земля, которая «безвестно уносилась прочь», а вместо нее - зияющая бездна ночи. Картина, нарисованная Фетом, перенесла его в первые дни творения. Она прекрасна и величественна, но она же страшна («И я, как первый житель рая,/Один в лицо увидел ночь»), И здесь невольно возникает вопрос: человеческое «я» несет в своем сознании «бездну полуночную» или «бездна» обнимает и растворяет в себе человеческое «я»?

Гармония между личностью и природой, о которой мечтает человек, основана не на равноправии сторон, а на поглощении природой человека, на растворении человека в природе. Но при всем этом человеку остается созерцание красоты. Трагичность бытия оправдана тем, что человек утопает в величественной и могучей красоте природы.

В лирике 1860-1890-х годов трагизм отношений человека и природы усиливается. И в связи с этим в поэзии Фета происходят заметные перемены. Теперь на первый план выходит разгадка вечных тайн бытия, жизни и смерти, любви и страдания. Человек тяготится своей двойственностью - жажда жизни не отменяет сомнений в ее ценности, страх смерти сочетается с мыслью о ее целительной силе. Лирическое «я» становится обобщеннее и монументальнее, а язык выражений, эмоций приобретает возвышенность, появляются ораторские обороты и декламационные интонации. Теперь человек погружен не столько в земную природу, сколько во Вселенную, в ее необъятные просторы. На этом пути Фет сближается с Тютчевым.

Теперь не лирическим «безумством» и «лирической дерзостью» поэт стремится обрести духовную свободу и преодолеть страх перед жизнью и смертью, а риторическими рассуждениями, системой логических формул и доказательств, что не помешало ему и в этот период создать прекрасные и глубокие произведения.

В таких стихотворениях Фет не пытался спрятать свою мысль, а, напротив, обнажал ее. В лирической зарисовке «На качелях» он описал, как в молодости качался с девушкой на «шаткой доске», какие страхи и какую «роковую отраду» испытывали оба. Но бытовой эпизод только повод к иным, философским умозаключениям. Верх (небо) и низ (земля), опасность («вершина лесная») и взлет над землей («к небесам приближаться») - вот содержание «роковой игры» людей, вот смысл их жизни. В преодолении земной суеты, земных забот, в устремлении к высшим идеалам Фет готов пренебречь смертью, которая тоже входит в правила игры человека и человечества. При этом бросать общую жизнь - возлюбленной и свою - в «роковую игру» гордо названо счастьем, потому что оба поднимаются над земной косностью и взлетают к духовным высотам красоты и совершенства.

Фет верил в красоту, в любовь, в поэзию и боялся их потерять. Он верил в свои творческие возможности и сомневался в них. Но именно они и были ему прочной опорой в противостоянии внешнему миру. Человек, постигающий и творящий красоту, оставаясь смертным, для Фета равен по своему могуществу Богу, который вдохнул в него жажду полета бескорыстной истины. В стихотворении «Не тем, Господь, могуч, непостижим...» (1879) Фет писал:

Нет, Ты могуч и мне непостижим Тем, что я сам, бессильный и мгновенный, Ношу в груди, как оный серафим, Огонь сильней и ярче всей вселенной.

Жизнь для Фета оправдывается красотой, любовью и творческим огнем, соизмеряемым с «целым мирозданием».

Источник «лирической дерзости» Фета, чистоты, искренности, свежести и неувядающей молодости его поэзии - в неугасающем и ярком творческом пламени, которым щедро наградила его всемогущая природа. Над стихами Фета уже не властны ни время, ни пространство. Им не страшна «веков завистливая даль».

Поэзия Фета знаменовала высший взлет и завершение классической традиции романтической поэзии, прежде всего той линии русской напевной лирики, начало которой положил Жуковский.

Фет обогатил эту ветвь русской поэзии новыми достижениями, связанными с поэтикой русской реалистической психологической прозы (романа и отчасти очерка), и явился предтечей русского символизма, открыв дорогу «мировой символизации сущего», ставшей художественным открытием поэтов XX века.

Основные теоретические понятия

Романтизм, невыразимое, художественный мир, красота, лирический фрагмент, антологические стихотворения, импрессионизм.

Вопросы и задания

Расскажите о жизни Фета. Как прошло его детство? Какие страдания выпали на долю мальчика? Где он учился? Почему поэт предпочел военную службу гражданской деятельности? Почему он ставил военную службу выше поэзии?
Когда Фет начал писать стихи и какие сборники его стихов вам известны? Каковы важнейшие особенности лирики Фета?
Как выражаются в его стихотворениях мгновенные впечатления, особые эмоциональные переживания и настроения? Приведите примеры.
В каких стихотворениях поэта выражена его заветная мысль о гармонии человека с миром (например, «Я пришел к тебе с приветом...»)?
Используя статью в учебнике, расскажите о том, что общего и своеобразного в лирике Тютчева и Фета. Какими видят поэты взаимоотношения человека и природы? Приведите примеры.
В чем состояла ценность поэзии для Фета?
Почему Фета называют певцом красоты? Расскажите, как представлял идею красоты поэт, каковы ее признаки и свойства.
Как относился Фет к идее невыразимого? Вспомните стихотворение Жуковского «Невыразимое» и стихотворение Тютчева «Silentium!». Сравните эти стихотворения со стихотворением Фета «Как беден наш язык! Хочу и не могу...» и найдите различия.
Объясните стиль стихотворения «Шепот, робкое дыханье...» с точки зрения поэтики автора.
Проанализируйте стихотворение «Одним толчком согнать ладью живую...».
В чем особенность «безглагольных» стихотворений, состоящих из одних назывных предложений? С чем она связана?
Покажите точность фетовского словоупотребления, используя стихотворения поэта и ваши собственные наблюдения над неживой и живой природой.
Расскажите о мотивах и поэтике поздней лирики Фета.

Проверочная работа по творчеству А.А. Фета, 10 класс

“Из живущих в Москве поэтов всех даровитее господин Фет”. В. Г. Белинский

Произведения Афанасия Афанасьевича Фета по праву принадлежат к числу шедевров русской классической поэзии. А.Фет сказал о своем современнике, удивительном лирике и мыслителе Ф. Тютчеве, вернее, о только что вышедшем томике его стихов: «Вот эта книжка небольшая / Томов премногих тяжелей» . То же самое можно сказать и о творчестве самого Фета, лирические шедевры которого не потерялись среди неисчислимого богатства русской поэзии как XIX, так и XX века. Напротив, в каждую новую эпоху они открывают перед читателем особый смысл, новизну содержания и формы.

1. Особенности творчества А.А. Фета

а) экспрессивность и напряжённость г) космический охват с конкретно-

стиха реалистической детализацией

б) необыкновенная мелодичность

в) высокая гражданственность д) жизнеутверждающее начало в лирике

2. Стихотворения, написанные А.А. Фетом

а) «Не то, что мните вы, природа...» г) «Сияла ночь. Луной был полон сад…»

б) «Это утро, радость эта...» д) «Как хорошо ты, о море ночное...»

в) «Шепот, робкое дыханье...» е) «Еще весны душистой нега...»

3. Основной поэтический прием в отрывке из стихотворения А.А. Фета _____________

«Какая ночь! Как воздух чист,

Как серебристый дремлет лист,

Как тень черна прибрежных ив»

4. Напишите название стихотворений Фета

Их тень растет, растет, как сон;

Как тонко по заре вечерней

Их легкий очерк вознесен!

Как будто, чуя жизнь двойную

И ей овеяны вдвойне, -

И землю чувствуют родную

И в небо просятся оне.

Эти капли - эти слезы,

Этот пух - не лист,

Эти горы, эти долы,

Эти мошки, эти пчелы,

Этот зык и свист,

Эти зори без затменья,

Этот вздох ночной селенья,

Эта ночь без сна,

Эта мгла и жар постели,

Эта дробь и эти трели,

Это все - весна.

Что А.А. Фет считает вечным источником красоты?

Какое искусство в стихотворениях А. А. Фета приближено к словесному искусству и обеспечивает динамичность безглагольных стихотворений поэта?
Эти ивы и березы,
Эти капли - эти слезы,
Этот пух - не лист,
Эти горы, эти долы,
Эти мошки, эти пчелы,
Этот зык и свист...

Как в литературоведении называется разновидность описания, с помощью которого А. А. Фет создает поэтическую картину природы?
Далеко, в полумраке, луками
Убегает на запад река.
Погорев золотыми каймами,
Разлетелись, как дым, облака.

Какой художественный прием использует в стихотворении «Вечер» А. А. Фет, рисуя «вздыхающий день», «дышащую ночь», «убегающую реку», «разлетающиеся облака» как самостоятельно действующих живых существ?

Как называется средство художественной выразительности, основанное на переносе свойств одного предмета или явления на другие (например, «золотые каймы» облаков в стихотворении А. А. Фета «Вечер»?)

Как называется сочетание стихотворных строк, скрепленных общей рифмовкой и интонацией, например, в стихотворении А. А. Фета «Учись у них - у дуба, у березы...»?
Но верь весне. Ее промчится гений,
Опять теплом и жизнию дыша.
Для ясных дней, для новых откровений
Переболит скорбящая душа.

Какой художественный прием позволил А. А. Фету сопоставить березы с невестой в стихотворении «Еще майская ночь...»?
Березы ждут. Их лист полупрозрачный
Застенчиво манит и тешит взор.
Они дрожат. Так деве новобрачной
И радостен и чужд ее убор.

Определите стихотворный размер стихотворения А. А. Фета «Еще майская ночь...».
Нет, никогда нежней и бестелесней
Твой лик, о ночь, не мог меня томить!
Опять к тебе иду с невольной песней,
Невольной - и последней, может быть.

Назовите предмет описания в стихотворении А. А. Фета «Заря прощается с землею...».
Заря прощается с землею,
Ложится пар на дне долин,
Смотрю на лес, покрытый мглою,
И на огни его вершин.
Как незаметно потухают
Лучи и гаснут под конец!
С какою негой в них купают
Деревья пышный свой венец!

Определите тему стихотворения А. А. Фета «Сияла ночь. Луной был полон сад...».
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.

Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна - любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.

Дайте развернутый ответ на вопрос. В чем состояла ценность поэзии А. А. Фета?

Ответы:

1.Б, Г, Д,

2.Б, В, Г, Е

3. Анафора

4. 1) «Я пришел к тебе с приветом…»

2) «Заря прощается с землей»

3) «Это утро, радость эта…»

5. Природу

6. Музыка

7. Пейзаж

8. Олицетворение

9. Метафора

10. Строфа

11. Сравнение

12. Ямб

13. Закат

14. Любовь

Славу А. А. Фета в русской литературе составила его поэзия. Причем в читательском сознании он давно воспринимается как центральная фигура в области русской классической лирики. Центральная с хронологической точки зрения: между элегическими опытами романтиков начала XIX столетия и Серебряным веком (в знаменитых ежегодных обзорах русской литературы, которые печатал в начале 1840-х годов В. Г. Белинский, имя Фета стоит рядом с именем М. Ю. Лермонтова; итоговый же свой сборник «Вечерние огни» Фет издает в эпоху пред-символизма). Но центральная и в другом смысле — по характеру его творчества: оно в высшей степени отвечает нашим представлениям о самом явлении лирики. Можно было бы назвать Фета самым «лиричным лириком» XIX века.

Один из первых тонких ценителей фетовской поэзии критик В. П. Боткин главным ее достоинством называл лиризм чувства. Об этом же писал и другой его современник, известный литератор А. В. Дружинин: «Фет чует поэзию жизни, как страстный охотник чует неведомым чутьем то место, где ему следует охотиться».

Непросто сразу ответить на вопрос о том, как проявляется этот лиризм чувства, откуда берется это ощущение фетовского «чутья поэзии», в чем, собственно, состоит своеобразие его лирики.

По своей тематике на фоне поэзии романтизма лирика Фета, особенности и темы которой мы подробно разберем, достаточно традиционна. Это пейзажная, любовная лирика, антологические стихотворения (написанные в духе античности). И сам Фет в своем первом (изданном в то время, когда он был еще студентом Московского университета) сборнике «Лирический пантеон» (1840) открыто продемонстрировал свою верность традиции, представив своеобразную «коллекцию» модных романтических жанров, подражая Шиллеру, Байрону, Жуковскому, Лермонтову. Но это был ученический опыт. Собственный голос Фета читатели услышали чуть позже — в его журнальных публикациях 1840-х годов и, главное, в последующих его сборниках стихотворений — 1850,1856 годов. Издатель первого из них, друг Фета поэт Аполлон Григорьев, в своей рецензии написал о самобытности Фета как поэта субъективного, поэта неопределенных, недосказанных, смутных чувств, как он выразился — «получувств».

Конечно, Григорьев имел в виду не размытость и неясность фетовских эмоций, а стремление поэта выразить такие тонкие оттенки чувства, которые не могут быть однозначно поименованы, охарактеризованы, описаны. Да Фет и не тяготеет к описательным характеристикам, к рационализму, наоборот — всячески стремится уйти от них. Тайна его стихов во многом определяется как раз тем, что они принципиально не поддаются растолкованию и вместе с тем производят впечатление удивительно точно переданного душевного состояния, переживания.

Таково, к примеру, одно из самых известных, ставшее хрестоматийным стихотворение «Я пришел к тебе с приветом... ». Лирический герой, захваченный красотой летнего утра, стремится поведать о ней своей любимой — стихотворение представляет собой произнесенный на одном дыхании монолог, обращенный к ней. Наиболее часто повторяющееся слово в нем — «рассказать». Оно возникает на протяжении четырех строф четырежды — как рефрен, определяющий настойчивое желание, внутреннее состояние героя. Однако никакого связного рассказа в этом монологе как раз и нет. Нет и последовательно выписанной картины утра; есть ряд маленьких эпизодов, штрихов, деталей этой картины, как будто выхваченных наугад восторженным взглядом героя. Но чувство, цельное и глубокое переживание этого утра в высшей степени есть. Оно сиюминутно, но сама минута эта бесконечно прекрасна; рождается эффект остановленного мгновения.

В еще более заостренной форме этот же эффект видим в другом стихотворении Фета — «Это утро, радость эта... ». Здесь чередуются, смешиваются в вихре чувственного восторга уже даже не эпизоды, детали, как это было в предшествующем стихотворении, а отдельные слова. Причем слова номинативные (называющие, обозначающие) — имена существительные, лишенные определений:

Это утро, радость эта,

Эта мощь и дня и света,

Этот синий свод,

Этот крик и вереницы,

Эти стаи, эти птицы,

Этот говор вод...

Перед нами как будто только простое перечисление, свободное от глаголов, глагольных форм; стихотворение-эксперимент. Единственное поясняющее слово, многократно (уже не четыре, а двадцать четыре (!) раза) возникающее на пространстве восемнадцати коротких строк — «это» («эти», «этот»). Согласимся: чрезвычайно неживописное слово! Казалось бы, оно так мало подходит для описания такого красочного явления, как весна! Но при чтении фетовской миниатюры возникает завораживающее, магическое, прямо проникающее в душу настроение. И в частности, заметим, благодаря неживописному слову «это». Многократно повторенное, оно создает эффект непосредственного видения, нашего соприсутствия в мире весны.

Являются ли остальные слова только отрывочными, внешне беспорядочными? Они выстроены в логически «неправильные» ряды, где соседствуют абстракции («мощь», «радость») и конкретные черточки пейзажа («синий свод»), где союзом «и» соединены «стаи» и «птицы», хотя, очевидно, подразумеваются птичьи стаи. Но и эта бессистемность значима: так выражает мысли человек, захваченный непосредственным впечатлением и глубоко его переживающий.

Зоркий глаз исследователя-литературоведа может выявить в этом как будто сумбурном перечислительном ряду глубинную логику: сначала взгляд, устремленный вверх (небо, птицы), потом — вокруг (ивы, березы, горы, долы), наконец — обращенный внутрь себя, в свои ощущения (мгла и жар постели, ночь без сна) (Гаспаров). Но это именно глубинная композиционная логика, восстанавливать которую читатель не обязан. Его дело — пережить, прочувствовать «весеннее» душевное состояние.

Ощущение удивительно прекрасного мира присуще лирике Фета, и во многом оно возникает благодаря такой внешней «случайности» отбора материала. Создается впечатление, что любые, наугад выхваченные взглядом из окружающего черты и детали упоительно прекрасны, но тогда (делает вывод читатель) таков и весь мир, остающийся за пределами внимания поэта! Такого впечатления Фет и добивается. Его поэтическая саморекомендация красноречива: «природы праздный соглядатай». Иными словами, красота природного мира не требует усилий для ее выявления, она бесконечно богата и как будто сама идет навстречу человеку.

Образный мир лирики Фета создается нетрадиционно: зрительные детали производят впечатление случайно «бросившихся в глаза», что дает повод называть фетовский метод импрессионистическим (Б. Я. Бухштаб). Цельность, единство фетовскому миру придают в большей степени не зрительные, а другие виды образного восприятия: слуховые, обонятельные, осязательные.

Вот его стихотворение, названное «Пчелы »:

Пропаду от тоски я и лени,

Одинокая жизнь не мила,

Сердце ноет, слабеют колени,

В каждый гвоздик душистой сирени,

Распевая, вползает пчела...

Если бы не заглавие, то начало стихотворения могло бы озадачить неотчетливостью своего предмета: о чем оно? «Тоска» и «лень» в нашем сознании — явления, достаточно далекие друг от друга; здесь же они соединены в единый комплекс. «Сердце» перекликается с «тоской», но в противовес высокой элегической традиции здесь сердце — «ноет» (фольклорно-песенная традиция), к чему тут же добавляется упоминание о совсем уж невозвышенных слабеющих коленях... «Веер» этих мотивов фокусируется в конце строфы, в ее 4-й и 5-й строках. Они готовятся композиционно: перечисление в рамках первой фразы все длится, перекрестная рифмовка настраивает читателя на ожидание четвертой строки, рифмующейся со 2-й. Но ожидание затягивается, оттягивается неожиданно продолжающей рифменный ряд строчкой со знаменитым «гвоздиком сирени» — первой зримой деталью, сразу впечатывающимся в сознание образом. Его возникновение завершено в пятой строке появлением «героини» стихотворения — пчелой. Но тут уже важна не внешне зримая, а звуковая ее характеристика: «распевая». Это распевание, помноженное на бесчисленное множество пчел («в каждый гвоздик»!), и создает единое поле поэтического мира: весеннего роскошного гула-гуда в буйстве цветущих сиреневых кустов. Вспоминается заглавие — и определяется главное в этом стихотворении: чувство, трудно передаваемое словом состояние весенней неги, «смутных душевных порывов, не поддающихся даже тени анализа прозаического» (А. В. Дружинин).

Птичьим криком, «зыком», «свистом», «дробью» и «трелями» созидался и весенний мир стихотворения «Это утро, радость эта...».

А вот примеры обонятельной и осязательной образности:

Что за ночь! Прозрачный воздух скован;

Над землей клубится аромат.

О, теперь я счастлив, я взволнован,

О, теперь я высказаться рад!

«Что за ночь…»

Еще аллей не сумрачен приют,

Между ветвей небесный свод синеет,

А я иду — душистый холод веет

В лицо — иду — и соловьи поют.

«Еще весна...»

На пригорке то сыро, то жарко,

Вздохи дня есть в дыханьи ночном...

«Вечер»

Насыщенное запахами, влагой, теплом, ощущаемое в веяниях и дуновениях, пространство лирики Фета ощутимо материализуется — и цементирует детали внешнего мира, превращая его в неделимое целое. В пределах этого единства слиты воедино природа и человеческое «я». Чувства героя не столько созвучны событиям природного мира, сколько принципиально неразделимы с ними. Это можно было видеть во всех текстах, о которых шла речь выше; предельное («космическое») проявление этого найдем в миниатюре «На стоге сена ночью...». А вот стихотворение, также выразительное в этом плане, которое относится уже не к пейзажной, а к любовной лирике:

Жду я, тревогой объят,

Жду тут на самом пути:

Этой тропой через сад

Ты обещалась прийти.

Стихотворение о свидании, о предстоящей встрече; но сюжет о чувствах героя разворачивается через демонстрацию частных деталей природного мира: «плачась, комар пропоет»; «свалится плавно листок»; «словно струну оборвал Жук, налетевши на ель». Слух героя предельно обострен, состояние напряженного ожидания, всматривания и вслушивания в жизнь природы переживается нами благодаря замеченным им, героем, мельчайшим штрихам жизни сада. Они соединяются, сплавляются воедино в последних строчках, своеобразной «развязке»:

Ах, как пахнуло весной!

Это наверное ты!

Для героя дуновение весны (весеннего ветерка) неразделимо с приближением любимой, и мир воспринимается целостным, гармоничным и прекрасным.

Этот образ Фет выстраивал на протяжении долгих лет своего творчества, сознательно и последовательно уходя от того, что сам называл «тягостями будничной жизни». В реальной биографии Фета таких тягостей было более чем достаточно. В 1889 году, подводя итог своему творческому пути в предисловии к сборнику «Вечерние огни» (третий выпуск), он писал о своем постоянном стремлении «отворачиваться» от будничного, от скорби, не способствовавшей вдохновению, «чтобы хотя на мгновение вздохнуть чистым и свободным воздухом поэзии». И несмотря на то что у позднего Фета появляется немало стихотворений и печально-элегического, и философско-трагедийного характера, в литературную память многих поколений читателей он вошел прежде всего как создатель прекрасного мира, хранящего вечные человеческие ценности.

Он жил представлениями об этом мире, а поэтому стремился к убедительности его облика. И это ему удавалось. Особая достоверность фетовского мира — своеобразный эффект присутствия — возникает во многом благодаря конкретике образов природы в его стихах. Как давно было замечено, у Фета, в отличие, скажем, от Тютчева, мы почти не встретим слов родовых, обобщающих: «дерево», «цветок». Гораздо чаще — «ель», «береза», «ива»; «георгин», «акация», «роза» и т. п. В точном, любовном знании природы и умении использовать его в художественном творчестве рядом с Фетом можно поставить, пожалуй, только И. С. Тургенева. И это, как мы уже отметили, природа, неотделимая от душевного мира героя. Она обнаруживает свою красоту — в его восприятии, и через это же восприятие раскрывается его душевный мир.

Многое из отмеченного позволяет говорить о сходстве лирики Фета с музыкой. На это обращал внимание сам поэт; о музыкальности его лирики неоднократно писала критика. Особенно авторитетно в этом отношении мнение П. И. Чайковского, считавшего Фета поэтом «безусловно гениальным», который «в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанных поэзии, и смело делает шаг в нашу область».

Понятие музыкальности, вообще говоря, может подразумевать многое: и фонетическое (звуковое) оформление стихотворного текста, и мелодичность его интонации, и насыщенность гармоничными звуками, музыкальными мотивами внутреннего поэтического мира. Все эти особенности присущи поэзии Фета.

В наибольшей мере мы можем ощутить их в стихотворениях, где музыка становится предметом изображения, прямой «героиней», определяя собой всю атмосферу поэтического мира: например, в одном из известнейших его стихотворений «Сияла ночь... ». Здесь музыка формирует сюжет стихотворения, но одновременно и само оно звучит особенно гармонично и напевно. В этом проявляется тончайшее фетовское чувство ритма, стиховой интонации. Такие тексты легко положить на музыку. И Фет известен как один из самых «романсных» русских поэтов.

Но можно говорить о музыкальности лирики Фета и в еще более глубоком, сущностно-эстетическом смысле. Музыка — самое выразительное из искусств, непосредственно воздействующее на сферу чувств: музыкальные образы формируются на основе ассоциативного мышления. Вот к этому качеству ассоциативности и взывает Фет.

Встречаясь неоднократно — то в одном, то в другом стихотворении,— наиболее любимые им слова «обрастают» дополнительными, ассоциативными смыслами, оттенками переживаний, тем самым семантически обогащаясь, приобретая «экспрессивные ореолы» (Б. Я. Бухштаб) — дополнительные смыслы.

Таким становится у Фета, например, слово «сад». Сад у Фета — лучшее, идеальное место мира, где происходит органичная встреча человека с природой. Там царит гармония. Сад — место размышлений и воспоминаний героя (здесь можно увидеть отличие Фета от близкого ему по духу А. Н. Майкова, у которого сад — пространство человеческого преобразующего труда); именно в саду происходят свидания.

Поэтическое слово интересующего нас поэта — слово преимущественно метафорическое, и оно многосмысленно. С другой стороны, «кочуя» из стихотворения в стихотворение, оно связывает их между собой, формируя единый мир лирики Фета. Не случайно поэт так тяготел к объединению своих лирических произведений в циклы («Снега», «Гадания», «Мелодии», «Море», «Весна» и многие другие), в которых каждое стихотворение, каждый образ особенно активно обогащался благодаря ассоциативным связям с соседствующими.

Эти особенности лирики Фета были замечены, подхвачены и развиты уже в следующем литературном поколении — поэтами-символистами рубежа веков.

Свое особенное звучание обретает в лирике Фета и другая традиционная тема - назначение поэта и поэзии . В статье, посвященной стихотворениям Ф.И. Тютчева, Фет подчеркивает два необходимых, по его убеждению, свойства истинного поэта - «безумную, слепую отвагу» и «тончайшее чувство меры». И далее он пишет строки, вызвавшие весьма ироническую реакцию критиков, но в полной мере отвечающие представлениям Фета о назначении поэта: «Кто не в состоянии броситься с седьмого этажа вниз головой, с непоколебимой верой в то, что он воспарит по воздуху, тот не лирик».

Творчество уподобляется поэтом стихии, однако оно не только властно захватывает человека, но и обладает способностью его преображать, просветлять его, даровать ему крылья, возносить над землей («Я потрясен, когда кругом...», 1885). Власть творчества называется «неземной», «неизреченные глаголы» - доносит шепот «светлого ангела» Бога. Человек творящий - и парит, и одновременно «горит»:

Я загораюсь и горю,
Я порываюсь и парю
В томленьях крайнего усилья
И верю сердцем, что растут
И тотчас в небо унесут
Меня раскинутые крылья.

Творчество почти неизменно осмысляется Фетом как подъем ввысь - полет или восхождение. Это и дерзновение человека - его попытка коснуться мира высшего, чуждого ему, запредельного. Эта мысль прозвучала в стихотворении «Ласточки», 1884. Стремительный полет ласточки вниз, к «вечереющему пруду», легкое прикосновение ее крыла к «чуждой стихии» уподобляется творческому порыву, вдохновению - столь же дерзкому устремлению на «запретный путь» и готовности «зачерпнуть хоть каплю» «стихии чуждой, запредельной».

Творчество - это и горение, но горение, которое требует всей жизни поэта. Оно сродни горению зари, но за это горение поэт отдает свою жизнь. Эта мысль прозвучала в стихотворении 1887 г. «Когда читала ты мучительные строки...»:

Когда читала ты мучительные строки,
Где сердца звучный пыл сиянье льет кругом
И страсти роковой вздымаются потоки, -
Не вспомнила ль о чем?

Я верить не хочу! Когда в степи, как диво,
В полночной темноте безвременно горя,
Вдали перед тобой прозрачно и красиво
Вставала вдруг заря,

И в эту красоту невольно взор тянуло,
В тот величавый блеск за темный весь предел, -
Ужель ничто тебе в то время не шепнуло:
Там человек сгорел!

Поразительно выражена в этом стихотворении столь дорогая для Фета мысль о том, что источник красоты мира, его сияния и его поэтического отзвука в исповедальных строчках - «горение» человека, абсолютная самоотдача поэта, служение и миру, и поэзии.

Один из характерно фетовских мотивов, связанных с темой поэта и поэзии, - это мотив пути со святым знаменем («Оброчник», «Озираясь на юность тревожно…»). Путь героя проходит через лес, призванный символизировать трудность творческих исканий, возможно, их опасность. Но смысл этого пути, т.е. суть назначения поэта, по Фету, - не в одиноком противостоянии трудностям жизни, а в указании истинного пути другим людям. Вслед за поэтом, знающим истину, которую и символизирует «хоругвь священная», идет «толпа живая». В стихотворении автор использует устаревшие слова: десна, чело, позволяющие вспомнить строки пушкинского «Пророка» и придающие переживаниям фетовского героя торжественность и величие:

Хоругвь священную подъяв своей десной,
Иду, и тронулась за мной толпа живая,
И потянулись все по просеке лесной,
И я блажен и горд, святыню воспевая.
Пою - и помыслам неведом детский страх:
Пускай на пенье мне ответят воем звери, -
С святыней над челом и песнью на устах,
С трудом, но я дойду до вожделенной двери!

Сам процесс творчества описан в стихотворении «Одним толчком согнать ладью живую», 1887. В конце каждого из первых двух четверостиший, в которых описываются условия творческого вдохновения, ставится точка с запятой, одновременно как бы соединяющая строфы. Каждая строфа передает одно из поэтических переживаний:

Одним толчком согнать ладью живую
С наглаженных отливами песков,
Одной волной подняться в жизнь иную,
Учуять ветр с цветущих берегов;

Доминирование в этой, как и двух последующих строфах глаголов, отсутствие подлежащих - призвано подчеркнуть и активность самого процесса творчества, стремительно захватывающего поэта, вовлекающего его в свою стихию, властно отделяющего его от привычного мира - от «наглаженных отливами песков». Интересно, что метафорой творчества становится плавание, - традиционный символ и жизни, и творчества в мировой и русской поэзии. Этот образ призван представить творчество как процесс, отделяющий человека от привычной стихии, не позволяющий ему ходить по привычной земле, но увлекающий в неизвестный, непредсказуемый мир. Вода - традиционный символ жизни и смерти, рождения и возрождения, погружение в воду - мотив, несущий идею перерождения человека, рождения его к новой жизни.

В третьей строфе появляется еще один глагол, передающий состояние вдохновения, - «подняться». Творчество - это и устремление ввысь от земного бытия и одновременно способность действительно парить над землей. В этом утверждении, столь непривычном для его современников, Фет оказался поразительно близок следующему поэтическому поколению - русским символистам:

Тоскливый сон прервать единым звуком,
Упиться вдруг неведомым, родным,
Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам,
Чужое вмиг почувствовать своим;

В этой строфе появляются новые аспекты в фетовском описании процесса творчества. Тоскливый сон, который прерывает поэт «единым звуком», - это метафора земного бытия, традиционно, и не только у Фета, но и у многих поэтов уподоблявшегося сну. Характерно, что иная жизнь названа и «неведомой», и «родной»: мир идеальный, постигаемый, становится для поэта единственно близким. Но поэт не только принимает идеальное, иное, но и преображает прожитое, возвращает жизни - жизнь («вздох»), страданиям - радость:

Шепнуть о том, пред чем язык немеет,
Усилить бой бестрепетных сердец -
Вот чем певец лишь избранный владеет!
Вот в чем его и признак и венец!

В последней строфе еще сильнее звучит мысль о том, что преображение поэта является условием преображения мира, и только его способность своим тихим словом «шепнуть» о скрытой сути бытия заставляет биться равнодушные сердца и осознается как знак его избранничества и как истинное назначение поэта.

Понимание высочайшего предназначения поэзии и заставляет Фета произносить фразы о ненужности популярности для истинного поэта. В этих фразах нет горькой бравады поэта, не раз слышавшего глумления над задушевными своими стихотворениями, но есть уверенность в недоступности «толпе» высокого поэтического пафоса. Так, в письме к В.И. Штейну Фет заверял: «Если у меня есть что-либо общее с Горацием и Шопенгауэром, то это беспредельное их презрение к умственной черни на всех ступенях и функциях. <...> Мне было бы оскорбительно, если бы большинство понимало и любило бы мои стихотворения: это было бы только доказательством, что они низменны и плохи».

Та же мысль, то же убеждение прозвучали и в предисловии к четвертому выпуску «Вечерних огней», где Фет, упомянув о «взаимном равнодушии» своем и «массы читателей, устанавливающих так называемую популярность», признал абсолютное право «массы читателей» на такое равнодушие. «Нам друг у друга искать нечего», - полагал поэт.

Представление о поэзии - языке богов нашло воплощение и в характерно фетовском образе Музы-богини, неземного, высшего существа. У каждого поэта, как известно, свой образ несущей вдохновение силы и ее воплощения - Музы. У Фета она никогда не представала «дремлющей», как у Пушкина, или «печальной спутницей печальных бедняков», которую можно выстегать кнутом, как у Некрасова. Не могла бы она явиться и «нищенкой», как много позднее - в стихотворениях А. Ахматовой. У Фета это всегда образ прекрасно неземной, возвышенный. Его обращения к Музе напоминают славословия, вдохновенные гимны:

Заботливо храня твою свободу,
Непосвященных я к тебе не звал,
И рабскому их буйству я в угоду
Твоих речей не осквернял.

Все та же ты, заветная святыня,
На облаке, незримая земле,
В венце из звезд, нетленная богиня,
С задумчивой улыбкой на челе.

В стихотворениях, посвященных Музе («Муза», «Музе» и др.), предстает «богиня гордая», «небесная», чьи «могучие дуновения» и «вечно-девственные слова» внушают коленопреклоненному поэту трепетные стихи. Поэт, представляя ее нетленной богиней, наделяет ее, однако, и идеально-женственным обликом, столь напоминающим прекрасную возлюбленную, лирическую героиню фетовских стихотворений:

Отягощала прядь душистая волос
Головку дивную узлом тяжелых кос;
Цветы последние в руке ее дрожали;
Отрывистая речь была полна печали,
И женской прихоти, и серебристых грез,
Невысказанных мук и непонятных слез.

Но, интересно отметить, что, создавая в поэзии образ Музы-богини, поэт в письмах, говоря о своей музе, явно снижает этот образ. Так, в письме Я.П. Полонскому 16 февраля 1892 г. он признается: «Все это время Муза моя сидела как подуреха и даже не выплевывала подсолнечных семечек, но вчера и сегодня оступилась двумя стихотворениями <...>».

Одним из объяснений такого противоречия может быть не раз высказанное Фетом убеждение о несоответствии поэзии и действительности. Поэзия для него неизменно - язык богов, в действительности же идеалы реализовывать не только нельзя, но и не нужно. Об этом Фет заявляет, например, в письме С.В. Энгельгард в 1891 г., где высказывается по поводу стремления Л.Н. Толстого воплотить в жизнь проповедуемые им истины: «Он сам служит наилучшим доказательством того, что идеалов нельзя воплощать в будничной жизни», - писал поэт.

В своих письмах последних лет, после того, как ему возвращена была фамилия Шеншин, поэт отчетливо разделяет Фета и Шеншина. Шеншин - помещик, владелец Воробьевки, автор письма; Фет - поэт, автор стихотворений. Шеншин подписывает письма и иногда сетует на Фета-поэта, рассказывая о его поэтических занятиях, но при этом всячески подчеркивает, что Шеншин - стихов не пишет, это - удел Фета. Что ж, это четкое разделение позволяет объяснить двойственность образа Музы: для Фета-поэта - она нетленная богиня, для Шеншина-автора письма - подуреха.

Но, характерно, что даже эта парадоксальная двойственность Фета - поэта и человека - спустя десятилетие после его смерти стала восприниматься поэтами следующих поколений, прежде всего символистами, как некое исконное противоречие, своего рода универсальный закон, которым отмечен, в сущности, каждый человек.

Фет умирает в 1892 году, измученный тяжелым заболеванием сердца, но находясь в расцвете творческих сил. Подготовленные им четыре выпуска «Вечерних огней», тома воспоминаний, переводы римских поэтов - свидетельство этого необыкновенного взлета творческого духа.

Вопросы о творчестве А.А. Фета

В чем заключается, по Фету, красота мира?
В чем своеобразие фетовских пейзажей?
Как Вы понимаете слова А.А. Фета: «Все, что вечно, - человечно»?
Каким предстает человек в поэтическом мире Фета?
В чем видит поэт смысл человеческого существования? Какие образы и мотивы передают фетовский идеал человека?
В чем видит поэт смысл любви? Какими чертами наделяет Фет лирическую героиню? Какие поэтические идеи сближают Фета с русскими символистами?
Какие определения истинного поэта характерны для лирики Фета?
В чем заключается, по Фету, смысл поэтического творчества? С помощью каких мотивов и образов воплощается это представление?
Какими чертами наделяет свою Музу поэт?